Когда закончилась Первая мировая война, Европа и в экономическом, и в политическом, и в социальном плане представляла собой бушующее море. Военный потоп снес дамбы и плотины прежнего режима и схлынул, оставив после себя, как задолго до того предсказывал Энгельс, дюжины корон, валяющихся по мостовым. Новые державы, вместо того чтобы поднимать их, увлеченно делили наследие умерших империй. Пользуясь хаосом, каждый, кто мог, отщипывал территории у ослабевшего соседа, который вполне мог не пережить следующую зиму, – новые государства тогда появлялись и исчезали с удивительной быстротой, а границы зачастую оформлялись явочным порядком. Больше прочих пострадали тогда проигравшие и ослабевшие державы – Германия и Россия.
Когда всё немного успокоилось, наступило время взаимных претензий. Сложно найти режим в Восточной и Центральной Европе, который не требовал бы в межвоенные годы от соседей вернуть незаконно оккупированное. Серьезные подвижки начались, однако, только накануне надвигавшейся войны: СССР вернул себе большую часть территорий, утраченных по итогам Первой мировой (Прибалтику, Западную Украину и Западную Белоруссию, Бессарабию); Польша, успешно отобравшая у Чехии Заользье, Спиш и Ораву, менее чем через год была разгромлена и захвачена Германией; по итогам двух Венских арбитражей восточноевропейские союзники Германии – Румыния, Болгария, Венгрия, Словакия – вроде бы урегулировали территориальные претензии друг к другу. Возможно, через несколько лет появились бы новые, но в условиях начавшейся мировой войны всем стало не до того.
Лидеры держав-победительниц, решая в Ялте и Потсдаме вопрос о разделе мира в целом и Европы в частности, не собирались повторять ошибок, совершенных после Первой мировой. Никакого больше парада суверенитетов, территориальных претензий на рощицу, овражек и избушку лесника, вместо этого – оккупация в случае необходимости, раздел на сферы влияния, массовые переселения и депортации.
Ты будешь ныть, Германия
После Первой мировой Германия, едва оправившись от поражения, начала предъявлять претензии на утерянные территории и культивировать мифы о великом предательстве и ударе в спину, которые только и помешали немцам триумфально закончить войну. Победители во Второй мировой такое развитие событий исключили сразу: Германия была поделена на зоны оккупации, переданные под прямой контроль держав-победительниц. Хотя радикальные проекты по переформатированию самого немецкого общества типа плана Моргентау, предусматривавшего полную деиндустриализацию Германии и превращение ее в «житницу Европы», реализованы не были, ни ГДР, ни ФРГ претензий соседям уже не предъявляли: началась холодная война, надо было крепить единство НАТО и ОВД. Зато в течение всей холодной войны и Бонн, и Берлин претендовали на всю территорию разделенной Германии. В конституциях обеих Германий, принятых в 1949 году, это декларировалось прямо; позднее реальная ситуация вынудила руководство и ФРГ, и ГДР де-факто признать существование двух немецких государств, но и в Берлине, и в Бонне рассматривали это как временную уступку. Территориальный спор в итоге был окончательно урегулирован только в 1990-м, когда Восточная Германия вошла в состав ФРГ.
В первые послевоенные годы немцы опасались выдвигать и претензии морального характера: на фоне того, что гитлеровский режим творил на оккупированных территориях, они выглядели бы смехотворными. Однако по мере того, как усиливалось противостояние Запада и Востока, эта тема в ФРГ стала потихоньку подниматься, но в одностороннем порядке и с одобрения Вашингтона. Все чаще начали публиковаться материалы об эксцессах во время советского наступления и последующей оккупации территории Германии в 1944–1945 годах, причем правда в них зачастую перемешивалась с вымыслом. Созданный в те времена нарратив продолжает жить как на Западе, где исследователи не видят необходимости пересматривать сложившуюся парадигму, так и в России в основном благодаря энтузиазму отечественных «разоблачителей тайн», в 1990-х открывших для себя весь массив западных научно-популярных работ на эту тему и некритически транслировавших его в отечественное медийное пространство.
Кроме того, все чаще звучали в речах немецких политиков и претензии имущественного плана. После окончания холодной войны и объединения Германии немцы активизировались, тем более что еще в советское время Москва возвращала братской ГДР вывезенные предметы искусства (к примеру, в 1955–1958 годах СССР вернул Галерею старых мастеров из Дрездена, причем часть картин советские специалисты предварительно отреставрировали; в 1958-м – Пергамский алтарь). Всего за 1955–1967 годы СССР передал восточнонемецким товарищам более 2 млн музейных единиц. В 1990-х эту практику возобновили уже российские власти: они инициативно возвращали ценные экспонаты и документы, демонстрируя тем самым готовность налаживать взаимовыгодное сотрудничество и стремление к «возвращению в семью европейских народов». В 1998-м был наконец принят закон «О культурных ценностях, перемещенных в Союз ССР в результате Второй мировой войны и находящихся на территории Российской Федерации», который положил этому потоку конец и ввел его в легальные рамки. Германия до сих пор требует назад массу различных предметов, но в нынешней политической ситуации шансы их получить призрачны. Справедливости ради надо сказать, что поток этот двусторонний – немцы также возвращают, пусть и в ограниченном объеме, вывезенные в Германию документы и ценности, которые оказались в Западной зоне оккупации и не вернулись в СССР сразу после войны.
Россией список германских претензий не ограничивается: Берлин требует возвращения культурных ценностей еще и от Варшавы. В польских архивах хранятся сокровища т. н. «Прусской библиотеки», включая оригинальные рукописи Бетховена, Гёте и Моцарта. Немецкие политики торжественно именуют их «последними немецкими военнопленными». Поляки, разумеется, категорически отказываются, упирая на то, что в соответствии с их законодательством все эти документы принадлежат Польше и обсуждать здесь нечего. «Отказ однозначный и окончательный, требования абсолютно безосновательные и не подлежат дальнейшему рассмотрению», – заявила в свое время глава польского МИД Анна Фотыга. Общество такой подход всячески поддерживает: сама идея о том, что у Германии после того, что нацисты творили на территории Польши, могут быть хоть какие-то претензии, вызывает в Польше взрыв негодования.
На два фронта
У поляков тоже есть что предъявить немцам. О территориях речь не идет: только самые радикальные польские националисты-романтики осмеливаются говорить вслух о возвращении Восточных Кресов, тем более что они входят сейчас в состав независимых Украины и Белоруссии, с которыми Польша вроде как выстраивает (в первом случае) или рассчитывает выстроить после смены режима (во втором) дружеские и партнерские отношения. К тому же в обмен на аграрные и населенные украинцами и белорусами территории на востоке Польша получила Померанию и Силезию на западе, и если уж пересматривать границы, то делать это надо комплексно, возвращая Германии эти районы.
Но если нельзя получить территории, можно попробовать получить деньги. На данный момент у поляков два потенциальных донора: Германия и Россия, причем первая рассматривается как приоритетная цель. В октябре 2022-го Польша потребовала от Берлина компенсацию в размере 1,3 трлн евро. Немцы отказали, заявив, что все вопросы урегулировали еще в 1950-х. Позицию ФРГ сформулировала Анналена Бербок: «Историческую ответственность признаем, но платить не будем». Но поляков это не смутило: по словам тогдашнего премьера Матеуша Моравецкого, «народы гереро и нама ждали компенсации 120 лет, так что у нас еще есть время». Представителям гереро и нама, проживающих в Намибии, предкам которых кайзеровская Германия устроила геноцид в 1904–1908 годах, немцы в 2021-м выплатили компенсацию в размере 1,1 млрд евро. Цифры несравнимые, так что полякам определенно придется ждать куда дольше. В польских планах где-то вдали значатся и компенсации от Москвы, но, как объяснил бывший замминистра Марчин Пшидач, Варшава решила отложить вопрос на потом. По словам Пшидача, Польша и Германия принадлежат к одной цивилизации, а Россия – к другой, поэтому нужно сперва получить деньги с товарищей по цивилизационному пути, а потом уже начинать разговор с Москвой, который явно будет куда труднее.
Польская оппозиция, впрочем, не разделяет скромных запросов власти, считая, что вполне можно требовать компенсации одновременно и от Москвы, и от Берлина. В конце концов, в соответствии с нынешним польским нарративом в развязывании Второй мировой виновны двое – гитлеровская Германия и сталинский СССР, а освобождение Польши советскими войсками на самом деле не освобождение, а новая оккупация. В 2023 году спикер Госдумы Вячеслав Володин предложил выставить Варшаве ответный счет, оценив комплексные потери СССР в ходе освобождения польских территорий в 750 млрд долларов. Это вызвало бурю возмущения среди польских политиков и экспертов, охарактеризовавших слова Володина как «типичную ревизионистскую интерпретацию истории».
Претензии к России по поводу итогов Второй мировой в Европе предъявляет не только польская оппозиция. Регулярно эту тему поднимают и политики прибалтийских стран, причем как в территориальном, так и в финансовом аспекте. Дело в том, что после вхождения Прибалтики в состав СССР в августе 1940-го урегулировать территориальные вопросы Москва и правительства новых советских республик не успели – вскоре началась война, и в итоге последствия Рижского и Тартуского договоров исправляли на внутрисоветском уровне уже в 1945 году. По итогам Эстонская ССР уступила РСФСР Печорский район Псковской области и Ивангород, а Латвийская – Пыталовский и Палкинский районы, которые, по мнению латвийских и эстонских политиков, самое время вернуть. Литовские претензии куда затейливее: там грезят о возвращении земель т. н. Малой Литвы, то есть изрядной части Калининградской области, которая была сперва исторически отторгнута немцами, а потом незаконно захвачена Советами. Возвращать обратно полученные после 1939 года территории, включая Вильнюс и Клайпеду, литовцы, конечно, не собираются. Ну и все хором, разумеется, требуют денег – суммарно чуть больше 400 млрд долларов.
Крепкая рука старшего брата
Несмотря на все эти коллизии, в целом масштаб территориальных претензий после Второй мировой не идет ни в какое сравнение с тем, что творилось после Первой. Значительную роль в этом сыграло на Востоке наличие СССР, по возможности пресекавшего любые претензии в рядах своих союзников, а на Западе – постепенное оформление идеи европейского единства. К примеру, невзирая на то, что в послевоенной Польше отдельные общественные деятели пытались поднять вопрос о Заользье, отошедшем Чехословакии, две братские коммунистические партии урегулировали его в техническом порядке. Тем более что вскоре на волне послевоенного восстановления экономики и масштабных индустриальных проектов начались новые волны трудовой миграции, которые полностью изменили этнический состав Заользья.
На Западе исторический процесс шел иными путями, но и там необходимость обеспечить экономическое сотрудничество в целях развития подталкивала к прекращению старых споров. На фоне стремительного сближения Берлина и Парижа и публикации совместных учебников с единой версией истории взаимоотношений двух стран уже никто не вспоминал о потерянном Эльзасе, а засеянные французскими и немецкими костями поля сражений взывали не к отмщению, а к осознанию прошлых ошибок.
Ситуация изменилась только с концом холодной войны: на ослабевшую Россию посыпались претензии, которые никто не осмелился бы предъявить могучему СССР. Параллельно и страны Западной Европы, вроде бы урегулировавшие свои проблемы, обнаружили, что новые восточноевропейские друзья свой счет к ним далеко не закрыли.
0
44.25
