Мы с сестрой — поздние дети. Но нам повезло — мы застали обеих бабушек. Они не были, как сейчас принято, молодящимися спортсменками, гордящимися, что их с дочками называют сестрами. Вполне себе «классические» бабушки в платочках. Настоящие.
Бабушка была очень тихой, никому не доставляла хлопот — просто лежала на кровати в своей комнатке. А иногда и шутила над нами. Как-то (мне было тогда лет шесть) мы с ней остались в квартире вдвоем. Вдруг я услышал странный гул. Я испугался, забегаю к ней в комнату: «Бабушка, а Вы не слышали звук?» (в нашей семье было принято обращаться к бабушкам на «Вы»). Она отвечает: «Нет, а что такое?» Я говорю: «Что-то гудит». Она: «Ну-ка иди посмотри». Я побежал в коридор, на кухню, в ванную… Гудит, а я не понимаю, где. Испуганный прибегаю обратно: «Бабушка, ничего не понимаю!» Она: «А ты лучше посмотри». Я выбежал опять, возвращаюсь и вдруг вижу, как бабушка, сидя на своей кровати, дует в пустой пузырек из-под лекарств… Оттого и гул… Я, конечно, очень смеялся.
Бабушка умерла под Новый год. И впервые этот очень радостный тогда для всех нас праздник прошел без привычного смеха. А еще тогда я первый раз в жизни увидел растерянного папу, по щеке которого текла слеза…
***
Папины родители жили в деревне на Украине. Каждый год мы с сестрой ездили к ним — на все лето или на месяц-другой. Было здорово: дом, огород, поросята и еще много всего интересного. Мы любили слушать истории из детства папы, а также его младших брата и сестры. Вот, например, помню, бабушка спросила: как можно разделить шесть яиц на троих. Я, уверенный математик, быстро ответил: «Ну как же: по два каждому!» Бабушка засмеялась: «Ну да, а вот папа твой в детстве как-то сказал: я — старший; мне — четыре, а им — по одному». Мы с сестрой очень веселились и донимали папу рассказами о его детстве. Он, естественно, все отрицал.
Один раз только помню, что бабушка меня отругала. Точнее, объяснила, что неправ.
Когда я, сжалившись над кошкой («грязная же!»), решил ее искупать в бочке с водой. «Кошка не дельфин,— сказала она,— не надо бросать ее в воду». А еще помню, что всех, кто младше нее — не важно, на год или на двадцать лет,— «молодыця». Идет мимо какая-нибудь 65-летняя старушка, а она ей: «Молодыця!»
После смерти дедушки бабушка тоже переехала к нам. Мы, ее внуки, были уже взрослыми. И все равно были очень счастливы, что бабушка дома, рядом. Сейчас я вспоминаю это время и удивляюсь. На девятом десятке, привыкшая всю жизнь быть хозяйкой, бабушка приезжает в семью к взрослому сыну, невестке, внукам: вполне можно ожидать конфликтов и столкновений. Но бабушка ничуть не изменила наш семейный уклад и всегда поддерживала замечательные отношения с мамой. Только часто повторяла: «Если бы могла, всех бы в сердце вместила…»
***
Мы сегодня часто жалуемся на сложную жизнь: рубль падает, доллар растет, квадратных метров не хватает, машина барахлит и проч. и проч. Если же вспомнить, через что прошли наши бабушки и дедушки, как они пережили — голод, коллективизацию, войну, послевоенные годы — наши жалобы сразу выглядят чуть иначе. Мамин папа пять лет строил Беломорканал, так как считался кулаком и пел в церковном хоре. Дедушка умер за три года до моего рождения, моя «встреча» с ним произошла, когда я, уже сорокалетний, побывал в местах его заключения… Папина мама, поскольку все мужчины были на фронте, работала трактористкой и была первой женщиной в деревне, которая ходила в штанах (а поработай на тракторе иначе!)… И таких судеб среди их современников тысячи…
Да, я прочитал больше книг, чем все мои бабушки и дедушки вместе взятые, как-то разбираюсь в православном богословии и рассказываю студентам об исихазме… Но то, что они — без особых умных слов — дали мне в детстве, возможно, важнее многого другого, что удалось получить потом уже своими силами.
Тихое христианство. Вот подходящее выражение для описания их жизни. Не знаю, смогу ли я прожить такую же христианскую жизнь. Пока не очень получается.
…Бабушек звали Аня и Лиза. Так сегодня зовут наших дочек.
0
170.00
